|
 4.4. Завоевание власти
«… В большинстве случаев власть захватывают люди, которые к ней стремятся…»
Завоевание власти можно разделить на три формы. Первая - завоевание внешнее, когда власть завоевывается иностранным государством. Вторая - завоевание внутреннее на основе бунта, восстания, революции. Третье - завоевание смешанное, когда к внутреннему бунту присоединяются внешние силы или наоборот внешнее вторжение поддерживается внутренним бунтом.
Внешнее завоевание власти в истории человечества имело всегда широкое распространение. Оно осуществляется путем военной агрессии одного государства против другого. Победитель и становится властью для побежденного. Такая власть может держаться от нескольких месяцев до нескольких столетий. Например, татаро-монгольское иго в России существовало более 300 лет, то же самое мы видим и в Болгарии в форме турецкого ига. Внешнее завоевание власти всегда основывается на силе, хитрости и крови. Но кровь не только власти, ее окружения, но и народа. История буквально пестрит такими завоеваниями, они имеют место в истории практически всех наций и народов. Последствиями этой формы завоевания власти является гибель одних государств и возникновение других, исчезновение с лица земли большого количества народов и возникновение на их земле новых народов. Наглядно этот процесс описан в Библии на примере Израиля, который завоевал 31 царство и сам был неоднократно завоеван Египтом, Вавилоном, Персией, Римом, пока не был полностью уничтожен.
То же мы видим и в России, которая с момента возникновения государства и до настоящего времени находится в перманентной или завоевательной или освободительной войне. Только в 20-м веке Россия участвовала более чем в 15-ти войнах, всего же их в истории России было более 300 за 1000 лет.
При завоевании чужого государства необходимо учитывать ряд обстоятельств, которые помогут удержать это государство под своей властью (15).
«Государства, которые при завоевании присоединяются к государству покорителя, либо принадлежат к одной с ним стране и языку, либо нет. Если принадлежат, то удерживать их очень легко, особенно если они не привыкли жить свободными; чтобы уверенно владеть ими, достаточно истребить род правителя; если во всем прочем оставить им старые порядки, то, при отсутствии различий в нравах, люди живут спокойно, как это видно на примере Бретани, Бургундии, Гаскони и Нормандии, которые так давно объединены с Францией; несмотря на известную разницу в языке, обычаи все же схожи и легко могут уживаться друг с другом; завоеватель таких государств, если хочет их удержать, должен позаботиться о двух вещах: первая - истребить род прежнего правителя, вторая - не трогать ни их законов, ни налогов их; этим путем завоеванное государство в самое короткое время сливается в одно целое со старым.»
Наоборот, при завоевании государств в земле, чужой по языку, обычаям и порядкам, возникают трудности, и для сохранения приобретений надо иметь большое счастье и показать большое умение. Одним из самых действенных и верных средств было бы водворение там на жительство самого завоевателя. Это сделало бы его господство крепче и прочнее. Так поступил турецкий султан с Грецией, и никакими другими мерами не удалось бы ему удержать это государство, если бы он сам там не поселился. Живя на месте, видишь, как зарождаются волнения, и можно действовать быстро. Если же не быть на месте, то о них узнаешь, только когда они разрослись и помочь больше нельзя. Кроме того, страна не будет разграблена твоими чиновниками, а подданные будут довольны возможностью обращаться прямо к Правителю. Поэтому они имеют больше причин любить его, если хотят быть ему верными, и бояться его, если замышляют иное. Тому, кто извне захотел бы напасть на это государство, придется быть осторожнее, так что если жить в стране, то лишиться ее необычайно трудно.
Другое очень хорошее, средство - это основать в одном или двух местах военные колонии (базы), которые являются как бы ключом той страны; необходимо или поступить так, или держать там много военных. Колонии обходятся правителю недорого; он основывает и содержит их без всяких расходов или с очень небольшими и угнетает этим только тех, у кого отнимает поля и дома, чтобы отдать их новым поселенцам, т. е. ничтожную часть жителей этого государства; к тому же пострадавшие разрознены и бедны, вредить правителю они никак не смогут. Все остальные, с одной стороны, не тронуты и поэтому легко успокоятся, а с другой - они боятся провиниться, опасаясь, как бы с ними не случилось того же, что и с ограбленными. Итак, колонии денег не стоят, они надежнее, обид от них меньше, а потерпевшие не могут вредить, потому что, как сказано, они бедны и разбросаны.
Вообще надо усвоить, что людей следует или ласкать, или истреблять, так как они мстят за легкие обиды, а за тяжелые мстить не могут; поэтому оскорбление, которое наносится человеку, должно быть таково, чтобы уже не бояться его мести.
Если же вместо военных колоний держать в стране войска, то это обходится гораздо дороже (например, как это делали США во Вьетнаме, Ираке); таким образом, приобретенное идет в ущерб завоевателю и завоеванным, так как народ страдает от передвижений и постоев войска; эту тяготу каждый чувствует на себе, в каждый становятся врагом правителя, а это враги, которые могут вредить, потому что они хоть и повержены, но остаются у себя дома – это то, что мы и видим в Ираке в настоящее время.
Тот, кто властвует в чужой стране, должен, как уже говорилось, стать главой и защитником маленьких соседних государств, всячески постараться ослабить в ней сильных людей и остерегаться, чтобы под каким-нибудь предлогом в страну не вступил иноземный государь, столь же сильный, как он сам; такого чужеземца всегда призовут недовольные из-за непомерного честолюбия или из страха. Так, известно, что Этолийцы призвали Римлян в Грецию. Вообще, какую бы страну Римляне ни занимали, они делали это по призыву туземцев.
Обычный ход вещей таков, что не успеет могущественный иноземец вступить в страну, как все наименее в ней сильные присоединяются к нему из зависти к тем, кто раньше был сильнее их.
Что касается этих слабейших, то привлечь их на свою сторону не стоит никакого труда, так как все они вместе сейчас же спешат слиться с государством завоевателя, ему надо только следить, чтобы они не захватили слишком много силы и значения. С их помощью он собственными средствами легко может унизить сильных и остаться полным хозяином страны. Кто не устроит это дело как следует, быстро лишится приобретенных владений, а пока они еще в его руках, ему предстоят бесконечные внутренние трудности и заботы.
Римляне в захваченных ими странах хорошо соблюдали эти правила, основывали военные колонии, покровительствовали менее сильным, не расширяя их власти, унижали сильных и не допускали влияния иноземных государей. Ограничимся только примером одной страны - Греции. Римляне поддерживали Ахейцев и Этолийцев, унизили Македонское царство, выгнали Антиоха. Никогда, однако, заслуги Ахейцев или Этолибцев не побудили Римлян допустить какое бы то ни было расширение этих государств, точно так же никакие уговоры Филиппа не склонили их войти с ним в дружбу, не умаляя его значения, а могущество Антиоха не могло заставить Римлян согласиться на то, чтобы он получил в этой стране какое-нибудь владение. Римляне в этих случаях действовали, как должны действовать все умные правители, которые обязаны считаться не только с волнениями уже происходящими, но и с возможными в будущем, предупреждая их самым тщательным образом: ведь легко помочь, когда видишь издалека, но если выжидать, пока события подойдут близко, то давать лекарства будет уже поздно, так как недуг стал неизлечим. Здесь происходит то же, что, по словам врачей, бывает при чахотке, которую вначале легко излечить, но трудно распознать: с течением же времени, если ее сразу не раскрыли и не лечили, болезнь становится легкораспознаваемой, но трудноисцелимой. То же бывает и в делах государства: различая издали наступающие беды, что дано, конечно, только мудрому, можно быстро помочь, но, если, не поняв их вовремя, позволить злу разрастись до того, что его узнает всякий, тогда средств больше нет. Поэтому Римляне, умевшие предвидеть осложнения заранее, всегда с ними справлялись и никогда не давали им накопляться, лишь бы избежать войны. Они знали, что война не устраняется, а только откладывается к выгоде противника; по той же причине они хотели вести с Филиппом и Антиохом войну в Греции, чтобы не пришлось воевать с ними в Италии; они могли тогда уклониться от той и от другой войны, но не пожелали. Им никогда не нравились слова, которые не сходят с уст мудрецов наших дней, - «пользоваться благом выигранного времени»; наоборот, они ожидали этого блага только от своей доблести и предусмотрительности: время гонит все перед собой и может принести добро, как и зло, зло, как и добро.
Внутреннее завоевание власти наиболее ярко видно на примере Октябрьской революции 1917 года в России. Рассмотрим в укрупненном плане, как оно было осуществлено. Первым шагом было «смущение слабых умов», которое заключалось в распространении либеральных идей свободы, демократии и братства, порочности существующей власти среди дворянства. Этот этап начался в начале 19-го века. Вторым этапом стало «народничество», т.е. распространение этих идей среди народа. Третий этап - терроризм, создание хаоса во власти. Он включал убийство императора Александра II и высокопоставленных чиновников. Четвертый этап - саботаж в армии во время японской и первой мировой войны. Пятый этап - это психологическое давление на императора Николая II с целью отречения от престола. Наконец, шестой этап - революция в Петрограде. Последовательность этапов конечно же несколько условна, потому что ряд действий осуществлялось одновременно. Но логика их явно прослеживается, чувствуется организующая сила. И это сила мирового сионизма с его капиталами, с использованием кучки предателей и кучки шизофреников русского происхождения. Этот путь к власти оказался самым кровавым в истории человечества. Отсюда общество и власть должны сделать вывод об источниках революции и быть бдительными при возникновении всякой смуты. И не только бдительными, но и решительными и жестокими для ее подавления, потому что она как пожар должна гаситься на этапе возгорания. Но лучше ее конечно вообще не допускать.
Через внутреннюю смуту, но несколько иного рода пришли к власти в Риме Сулла и Юлий Цезарь. Перед приходом к власти Суллы в Риме перманентно возникали противоречия между патрициями и плебеями, между партиями оптиматов и демократов, между консулами и сенатом. Эти противоречия переходили в открытую кровопролитную борьбу. Вот заключительный, но весьма поучительный эпизод этой борьбы:
«Едва Сулла удалился, как Цинна и внес предложение о возвращении изгнанников и о восстановлении Сулынциевых законов. Чтобы провести в народном собрании эти предложения, сторонники его собрались в Риме в огромном количестве. Но не дремала и противная партия: консул Октавий держал наготове военную силу, и, едва приверженцы Цинны обнаружили намерение поддержать свои желания силою, он пустил в дело войска и произвел жестокое избиение: не менее 10000 трупов покрыли улицы Рима. Цинна и его сторонники бежали, сенат же постановил неслыханное решение - лишил Цинну консульства и объявил его и его ближайших помощников вне закона.
Если бы сенат проявил какую-нибудь энергию в преследовании беглецов, они спаслись бы в Африку и тем дело, вероятно, и кончилось бы. Но сенат этого не сделал, и Цинна и его сторонники получили возможность разъезжать по городам Италии и раздувать пламя только что потушенной гражданской войны. Они явились даже к армии, осаждавшей еще Нолу, и частью увещеваниями, частью золотом привлекли к себе из числа легионеров немало перебежчиков. С ними соединились многие изгнанники, прибывшие из Африки. Явился в Италию и Марий и, объявляя свободу рабам, которые к нему присоединятся, набрал до 6000 человек и с ними явился к Цинне. Цинна был настолько недальновиден, что объявил Мария главнокомандующим, хотя этот свирепый старик не пользовался уже ничьим уважением, был заведомо не способен к политической роли, а его озлобление и жажда мести внушали серьезные опасения более благоразумным из сторонников Цинны.
Цинна, Марий и толпы их приверженцев двинулись к Риму, заняли несколько ближайших городов и затрудняли снабжение столицы съестными припасами. Сенат призвал армию, находившуюся под командою Страбона. Но Страбон ограничился только тем, что воспрепятствовал бунтовщикам овладеть Римом, а каких-либо мер к уничтожению их вовсе не принимал, хотя имел к этому полную возможность: он торговался с сенатом, хотел продать свою помощь ценою каких-то обязательств, на которые сенат не соглашался. Сенат вызвал тогда армию Метелла. Это развязало руки самнитам и дало им возможность в огромном количестве подкрепить Мария и Цинну.
В войсках сената обнаруживалось колебание. Консул Октавий, человек прямой и честный, но недалекий, не внушал солдатам почтения к себе, и когда Страбон умер от моровой язвы, развившейся в столице, его войско не пожелало поступить под команду Октавия, а требовало, чтобы начальство над ними передано было Метеллу. Метелл же не соглашался подчиняться требованиям легионеров - тогда из сенатских армий толпами начался переход в лагерь Мария и Цинны. Силы сената в скором времени совершенно растаяли, и ему пришлось отдаться на волю тому человеку, которого он еще недавно лишил консульства, сенат просил только, чтобы Цинна удержался от кровопролития. Цинна обещал, но не пожелал поклясться, Марий же, присутствовавший при переговорах, хранил зловещее молчание.
Марий и Цинна вступили в город с войском, затем ворота были заперты - и началась неслыханно зверская расправа. Пять суток продолжались убийства, убивали без обвинения, без суда, убивали всякого, кого считали принадлежащим к партии оптиматов. Рабам была дана воля расправиться со своими господами. Были убиты три консула, три консуляра, множество магистратов. Убивали по прямому приказу Мария, убивали по его суровому взгляду и несли головы убитых свирепому старику, словно обезумевшему от злобы и крови. Сам Цинна был в ужасе, но не смея остановить этого ужасного человека и даже должен был объявить его своим товарищем по консульству. Марий, потрясенный нравственно и физически, расстроенный оргиями, в которых он искал забвения, заболел горячкой и через 7 дней умер (в январе 86 г.). Некогда первый человек в Риме, гордость и надежда демократии, он умер всеми ненавидимый и проклинаемый.
Его ближайших помощников - до 4000 человек, преимущественно беглых рабов, - Серторий, наиболее твердый и благоразумный из всей партии, вскоре собрал под предлогом раздачи наград и перерезал всех до последнего. Оргия убийств была прекращена.
Целых три года после этого (86—84) Цинна управлял полновластно, провозглашая себя без выборов консулом и произвольно назначая себе товарища. За все это время не было проведено решительно ни одной меры сколько-нибудь серьезного значения. Отменены были нововведения Суллы, восстановлены предложения Сульпиция — и только. Затем исполнялись лишь текущие дела. Не подумал Цинна даже о том, как установить отношения с Суллою, хотя вопрос об этом не мог не возникнуть самым естественным образом и хотя вообще настроение Италии было благоприятно Цинне: огромная масса населения была, во всяком случае, против олигархии, и человек, сколько-нибудь достойный того положения, какое выпало на долю Цинны, мог бы многое сделать для упрочения своей власти. Когда от Суллы получено было письмо, извещавшее, что он заключил мир и возвращается, и довольно осторожно намекавшее, что он примет лишь самые необходимые меры строгости, сенат решил сделать попытку соглашения: Сулле предложено было явиться под охранною грамотою в Италию. Сулла ответил, что он не просит охраны, а сам надеется принести ее нуждающимся. Тогда Цинна отправился к армии в Анкону и отдал приказ садиться на суда, чтобы плыть в Грецию навстречу Сулле. Но войско взбунтовалось, Цинна был убит, преемники его не двинули войска в Грецию, но продолжали вооружаться.
Они имели до 100 000 человек, против которых Сулла мог выставить не более 40 000. Правда, его войска были безгранично преданы своему вождю, семь лет дрались и в военном отношении не могли быть и сравниваемы с тем буйным сбродом, который был собран под знаменами демагогов. Но Сулла все-таки отлично понимал, что его положение, его задача чрезвычайно трудны. Он думал не о том, как разбить войско своих противников, - это было ему слишком легко, он обдумывал меры, которыми можно было бы успокоить страну, он старался внушить массе новых граждан уверенность, что не будет предпринято ничего для ограничения их прав иначе как по крайней необходимости и с величайшею осторожностью, он всего менее грозил, он не говорил о мести, он даже особою клятвою обязал солдат соблюдать полнейшую дисциплину по отношению ко всем мирным жителям, и самые опасливые люди могли сомневаться разве что в способности Суллы заставить свою партию подчиниться его обещаниям, а уж никак не в его доброй воле. Сулла действовал теперь замечательно последовательно, в духе патриотической и благоразумной умеренности.
Весною 83 г. Сулла высадился в Брундузиуме. Правившая партия была ни к чему не приготовлена, сенат объявил отечество в опасности и вручил консулам диктаторскую власть. Сулла медленно подвигался вперед, армия его вела себя образцово, и города один за другим отворяли ему ворота. Уцелевшие оптиматы стекались в лагерь проконсула, но большинству из них Сулла был не рад и говорил, что эти баричи готовы снизойти до того, чтобы позволить спасти себя, но сами ничего для этого не умеют, да и не хотят сделать. Значительную помощь оказал Сулле молодой Гней Помпей, сын недавно умершего Страбона, который, владея огромными поместьями на юге Италии и пользуясь там большим влиянием, привел значительный отряд своих клиентов.
Наконец Сулла двинулся к северу. Разбив совершенно при горе Тифате армию одного консула, он вскоре сошелся и с другою армиею - и во время переговоров, которые начал Сулла с консулом Сципионом, предводившим этою армиею, сенатское войско почти поголовно перешло в ряды суллинского. Однако сенат все еще думал бороться и к кампании следующего года начал готовиться с величайшею энергиею. Золотая и серебряная утварь храмов была обращена в деньги, собраны новые легионы, консулами выбраны отважные и способные люди - Карбон и Гай Марий-сын, юноша едва 20 лет, по храбрости и энергии достойный сын своего отца. Особенно ожесточенно бились против суллинцев восставшие самниты, они слишком ненавидели Рим, чтобы не пользоваться случаем и не нанести исконному врагу хоть несколько ударов, да к тому же они понимали, что восстановленная олигархия не будет так снисходительна к их попыткам отпадения, как была демократия.
В начале новой кампании (82 г.) Марий встретился с Суллою и был решительно разбит. После этого защищать Рим уже не было никакой возможности, и Марий предписал своему помощнику, претору Дамазилпу, покинуть столицу, но предварительно перебить там всех значительных граждан - и это дикое приказание было исполнено с беспощадностью, в самом заседании сената была произведена резня.
Вскоре после этого Сулла занял Рим. Затем он, оставив на юге только самые необходимые силы, главные свои силы сосредоточил в Этрурии и очень стеснил там своих противников. Партия сената, и особенно самниты, напрягала в то же время все усилия, чтобы разбить корпус, блокировавший Пренесту, и это почти уже удалось им - но Сулла лично прибыл в эту область и восстановил здесь перевес своего оружия.
Борьба решилась в это время в долине По: здесь сулловские помощники Лукулл, Помпей и др. одержали ряд побед над войском сената. Предводители бежали в Африку, а остатки разбитого войска частью рассеялись, частью были истреблены Помпеем. Теперь все силы Суллы стали собираться на юге, и полное поражение противников его было несомненно.
Тогда демократические вожди и вожди самнитов, уже не думая об успехе, а руководясь только чувством злобы и мести, вдруг оставили свои позиции против Суллы и быстро двинулись на Рим, отстоявший от их лагеря всего на день усиленного марша, чтобы хотя бы разорить и выжечь ненавистный город... 21 октября 82 г. союзники подошли к Риму. В столице войска было очень мало, и в ней распространился ужас... Но скоро показались и еще всадники: это была армия Суллы, который, узнав о движении врагов, тотчас же бросился за ними, поздно к вечеру подошла его армия, изнемогая от усиленного перехода. Лучшие офицеры советовали Сулле дать отдых истомленным солдатам, но Сулла, взвесив, чем грозит Риму предстоящая ночь, немедленно дал знак к битве. Битва была упорная и жестокая, дрались всю ночь, и только утром следующего дня войско Суллы победило. Кровопролитие было ужасное, пощады не давали и не просили, армия сената и самнитов была уничтожена, около 4000 человек, в том числе многие командиры, были взяты в плен, и утром того же дня Сулла приказал их всех перерезать. Звук мечей и стоны умиравших были явственно слышны в храме Беллоны, Где Сулла открыл заседание сената. Нечего и говорить об ужасе такой расправы, но не надо забывать и того, что те, кто гибли в этот момент на Марсовом поле, сами точно так же поступали ранее и так же расправились бы и теперь со своими противниками, если бы одолели хотя на несколько часов...
Теперь борьба стала уже безнадежна, Пренеста сдалась. Прежде, желая избегнуть напрасных жертв, Сулла предлагал ее защитникам безопасность, теперь милости не было. Город был разграблен и разрушен, жители и гарнизон тысячами перебиты. Другие восставшие города после такой жестокой расправы стали защищаться с еще большим упорством, но один за другим и они были взяты. Те из граждан, которые не хотели дожидаться казней, во множестве кончали самоубийством, бросаясь на свои мечи. Особенно жестоко отнесся Сулла к самнитам. Он прямо заявил, что Рим не безопасен, пока есть это племя, и избил самнитов во множестве, прошел всю страну огнем и мечом. Два года еще оборонялась Волатерра, и ожесточение осаждающих достигло такой степени, что когда гарнизон сдался на капитуляцию, то даже влияние Суллы было бессильно сдержать солдат: они бросились на выходивших и всех перебили.
Некоторое время демократические генералы держались в Испании, Сицилии и Африке, но в 81 г. Флакк подчинил Сулле Испанию, а в Сицилии и Африке быстро справился с противной партиею Помпей (82). Этот молодой офицер потребовал себе триумфа, хотя не имел еще на него права по своим летам и по своему рангу, - и Сулла уступил, даже приветствовал молодого честолюбца пышными, едва ли не ироническими похвалами. В том же году уладились мирно затруднения, возникшие было в Азии с Митридатом.
После десяти лет революции и междоусобий Италия была замирена и повиновалась одному господину. Теперь тому замечательному человеку, который прошел без всякой неудачи через столько труднейших моментов, предстояло показать, способен ли он на самое трудное и важное дело — сумеет ли он восстановить на прочных устоях расшатанный политический и социальный строй государства».
Описанные выше события достаточно ярко показывают, к чему приводит «коллективная» воля к власти, и чем больше «коллектив», тем больше крови.
В современном мире появились специфические формы завоевания власти внешними силами. Это, во-первых, бескровный путь «долларизации» стран. Когда валюта одного государства становится платежным средством в другом. Понятно, что в этой завоеванной таким образом стране в скрытом виде власть принадлежит «инвестору» и правительство становится марионеточным, а государство – вечным должником. История 20 и 21 века наглядно подтверждает эту мысль.
Второй вид завоевания власти в настоящее время – силовой, но облагороженный борьбой с терроризмом или борьбой с оружием массового поражения. Примером этого служит завоевание США, Афганистана и Ирана, где сформированы марионеточные правительства.
|
|
Новости
